«Раз готовишь ты, значит ты и отвечай, кто виноват, что в доме мяса нет!» «Не твоя прихлебательница, а ты отвечай!» Такой стиль общения вырабатывался Олегом из года в год. И с тем же временем усовершенствовался до состояния «виноваты все, а я белый и пушистый». Этот стиль общения раздражал Катю.
Порой её раздражала собственная мать, готовая ходить на цыпочках перед этим человеком, который давно потерял человеческий облик. Пока Олег был трезвым, он был злым и искал виноватых. Но стоило ему выпить, он сразу же их находил и вершил свой суд.
И это было страшно и одновременно противно. Катя знала, что мать вышла за Олега по причинам, которые от неё практически не зависели. Она была беременна от человека, который бросил её с двухлетним сыном на руках, без денег и без возможности вернуться в родительский дом.
Олег проявил себя почти героем, принимая к себе в дом беременную Людмилу и её сына Вовку, ещё не рождённую к тому времени Катю. Катя не знала своего отца, но она отлично знала Олега, с которым прожила каждый год своей семнадцатилетней жизни и видела, как меняется он, становясь с каждым годом всё агрессивней и страшней. Катя много раз умоляла свою мать уйти от него.
Но матери не хватало духу, она считала, что пропадёт с детьми, и никакие уговоры не действовали на неё. Даже сейчас, когда Вовка уже в армии, а сама Катя вот-вот закончит школу, можно было бы с лёгкостью паковать вещи и бежать без оглядки из этого ада. Но Людмила ничего не хотела менять.
Комплекс жертвы, вырабатывавшийся годами под прессом агрессивного Олега, сделали из матери полнейшую бесхребетную служанку, которая дала бы всё, только бы угодить человеку, угодить которому было невозможно. Катя опускала руки, давая себе слово о том, что как только закончит школу, она тут же уедет в столицу, устроится там и сразу заберёт свою мать. И пусть придётся для этого вколоть её успокоительное или снотворное, но Катя обязательно заберёт её из лап этого тирана, который не только отвратительно себя вёл, но ещё и считал себя жертвой системы.
Олег работал в местной кочегарке. Его труд был нелёгким, но он не был первопричиной такого изменения в характере. Катя догадывалась о том, что причиной такого поведения было воспитание мужчины его отцом, таким же тираном, в которого превратился с годами и его сын.
В самом начале отношений, как рассказывала мать, Олег не был таким. Он был нежным и заботливым, он с радостью воспитывал Вовку, был отличным помощником с новорождённой Катей. Он гулял с детьми, помогал по хозяйству, в деревне считался первым мастером на все руки.
Но с годами он начал превращаться в террориста, который держал в напряжении всю семью, начиная от матери и заканчивая несчастной собакой. В какой именно момент произошло это превращение, Людмила уже и не помнила. Но она за все эти годы привыкла мириться с таким ходом вещей и ни в чём не винила Олега, при этом испытывая жуткое чувство вины перед дочерью и сыном.
Катя, сидевшая теперь рядом с Олегом и пытавшаяся хоть немного привести в себя Олега, в очередной раз убедилась в том, что это бесполезно. Он живёт по своим правилам, одному ему только известным. И плевать он хотел на мнение и чувства остальных.
И мясо в доме не было только по его вине, потому что они жили исключительно на его зарплату, поскольку он не разрешал матери выходить на работу, а его мизерного дохода от работы на кочегарке хватало только на гречку и рыбу в консервах. Максимум на тушёную говядину, и то по праздникам. Но виноватой в этом он считал Людмилу, и каждый вечер, приходя домой и не находя в своей тарелке кусок мяса, он начинал свою старую песню о том, как неправильно мать расходует его зарплату.
Что если бы она точнее вела учёт доходов и расходов, то он, Олег, каждый день ел бы мясо на завтрак, обед и ужин. И не знал он о том, что сама Катя устроилась на подработку в сельский клуб, где отмывают декорации и сцену, чтобы заработать хоть немного денег для того, чтобы не ходить в оборванном трапье. Ей, как девушке семнадцати лет, которой уже нравился молодой человек из параллельного класса, хотелось выглядеть женственной и привлекательной, но пока удавалось лишь вызывать насмешки одноклассников.
«Опять Гринёва ворует котлеты!», смеялись её одноклассницы, когда в столовой Катя уходила между столами и собирала в пакетик недоеденные котлеты. Эти котлеты Катя отдавала Мишелю, который хоть и был пуделем, но при этом оставался собакой, которая хотела есть мясо. И если уж Олег сделал их с матерью братом вегетарианцами, собаку переводить на капусту и лук было несправедливо.
«Я их не ворую», — огрызалась Катя. «Я их беру с разрешения повара». «А потом с жадностью ешь за углом!» — я видела.
Поддела её одноклассница Света, одна из самых богатых детей в селе. Ведь её мать работала главным бухгалтером в колхозе, а отец держал автопарк из тракторов и комбайнов. «Ты не могла этого видеть», ответила тогда Катя.
«А если и видела, то в следующий раз носи очки, потому что со зрением у тебя проблемы». Говорят, что такое бывает, когда много косметики на глаза наносят. Девчонки, сидевшие рядом со Светой, улыбнулись.
Но увидев лицо их главной подружки, тут же сделали серьёзные лица. «Ну и дрянь, Гринёва!» — процедила Света, швыряя в Катю вилкой. «Только скажи ещё раз что-нибудь подобное, и эта вилка воткнётся в твой рот»…