Меню

Хлопець врятував замерзаючу дівчинку в лісі і залишив в будинку з неходячою мамою. А повернувшись, ЗАЦЕПЕНІВ від побаченого 

Его уже начинали подбешивать эти пространные разглагольствования. «Ты же сам видел и знаешь, она не встаёт уже год». «Да помню я».

«Так это казуистика. Словом, я считаю, дело тут не в физиологии». «А в чём тогда?» Врач помолчал.

«Найди ей хорошего психотерапевта, Серёж. Это что-то психологические какие-то дела. Может быть, она боится снова травмироваться, а может… Ну, ты знаешь, бывают ведь и вторичные выгоды».

«Это какие?» «Ну, как тебе объяснить? Ведь она же живёт как принцесса. Ты вокруг неё скачешь, сиделка есть, кормят, поют, балуют. Может быть, ей понравилось, поэтому и изображает больную».

«Симулирует, то есть?» «Не утверждаю, конечно, но нельзя этого исключить. Так что поищи ей всё-таки мозгоправую, понял?» «Понял, не дурак», — ответил Сергей. «Ты-то сам как, заедешь сегодня?» В трубке послышался отчётливый вздох.

«Лучше завтра. У меня будет больше времени. Ладно, это всё, что я хотел сказать.

Увидимся». «Вторичные, значит, выгоды». Эти слова не давали ему покоя.

Будто задели потаённую струну в глубине души. И теперь она откликнулась таким отвратительным визгом, что аж зубы сводит. На деловой встрече с партнёрами и потом после неё всё время он крутил в голове эти слова и не знал, куда от них деться.

«Вторичные выгоды. А что, если это правда?» Он взял стаканчик кофе, сел в машину и глубоко задумался. Сергей не помнил свою маму счастливой.

Почему-то ему всегда было её жаль. Она, как ему казалось, была какой-то невезучей. С отцом жили через пень-колоду.

Вроде бы и достаток был какой-никакой, во всяком случае не бедствовали. И отец не пил, не бил, не изменял. Сергей это знал точно.

Но всё-таки чего-то не хватало в их отношениях. Может быть, обычной человеческой доброты? Мама любила пожаловаться. Всё время была чем-то недовольна.

То мужем, то сыном, то ещё чем-то. Хуже всего было то, что она никогда не давала себе труда сдерживаться. В лучшем случае ходила с отстранённым видом и что-то бормотала себе под нос.

А чаще кричала и стыдила. В таких случаях отец молча уходил в гараж возиться с машиной. Молча уходил, не отвечая ни единым словом.

А иногда что-то отвечал. И тогда мамино недовольство выливалось в такой крупный скандал, что дома становилось находиться стыдно и противно. Потом она плакала, жаловалась сыну на свою несчастную жизнь и снова заливалась слезами.

А Сергей помнил, что больше всего на свете он хотел видеть маму счастливой. Он правда старался. Утешал её после очередной семейной ссоры.

Делал ей какие-то маленькие подарочки. Наверное, готов был отдать ей всё, но мама будто этого не замечала. Зато она видела, что сын не отличник, и это её приводило в перманентно грустное настроение.

С родительских собраний она возвращалась со скорбной печалью во всём облике. Вздыхала. И на робкий вопрос сына «Ну, что хорошего?» отвечала «Хорошего мало».

Грустно. Когда сын начал взрослеть и пытался сопротивляться маминому тотальному контролю, который становился всё сильнее, начался отдельный ад. Подростковые взбрыки стали причиной подозрений в употреблении запрещенных препаратов, прогнозов касательно будущей профессии.

Серёжа, по мнению мамы, должен был стать дворником, хотя его и в дворники не возьмут. Сначала он обижался, потом привык. Даже научился не обращать внимания.

«Такой уж у неё характер» — с философским спокойствием думал он. Крики матери теперь воспринимались как белый шум. Но ближе к выпуску случилась с ним одна история, которая уничтожила его терпение.

И оправдания вроде «Ну, просто она такой человек» утратили всякую значимость. Девушку звали Людой. Она училась в параллельном классе, и, как водится, любовь накрыла их обоих ни с того ни с сего, хотя до этого они едва замечали друг друга.

Сергей помнил, как столкнулся с Людой в школьном коридоре, и вдруг застыл перед ней, покраснел и всё пытался что-то сказать, поздороваться что ли хотел. А потом весь урок, кажется, это была физика, пытался понять, как же так получилось, что раньше он не замечал, какие у этой девчонки огромные светлые глаза, чистые, спокойные, горные озера. И ресницы, длинные-предлинные и чёрные как уголёк, а коса какая тяжёлая.

Ему вдруг ужасно захотелось посмотреть, как выглядят эти русые волосы, если их распустить. Почему-то казалось, что они нежные как шёлк, а пахнут должно быть свежей травой, это его самый любимый запах с детства. В тот день он схлопотал двойку, потому что абсолютно не услышал вопроса учителя, получил гневную отповедь за невнимание, но не расстроился, всё это было неважно.

После уроков он ждал Люду на школьном крыльце, и когда она вышла и увидела его, то сразу заулыбалась. «А я думал, у вас уже кончились уроки», сказала она. Улыбка у неё была светлая, как весенний день.

Серёжке хотелось ответить что-нибудь остроумное, забавное, но, как назло, в голову ничего не приходило, поэтому он просто забрал у неё рюкзак и проворчал. «Как такую тяжесть таскаешь, вредно же, пойдём провожу». Люда лукаво улыбнулась.

«А я тут рядом живу, вон там», она показала на ближайший дом. «Ну, тогда я провожу тебя домой, а потом погуляем». Сразу нашёлся он.

Дома никому не сказал о своём первом романтическом приключении, зато имел неосторожность завести личный дневник, в котором описывал каждую встречу. Они надеялись после школы уехать вместе поступать и мечтали о том, что будут жить вместе, но однажды Люда пропала. Серёжа решил, что она заболела и сразу после школы побежал к ней домой.

Дверь ему открыла Людина мама и, приведя взволнованного парня, сурово поджала губы. «А Люда дома?» – спросил он. Она смирила его презрительным взглядом.

«Нет, и не ходи сюда больше, Люда будет доучиваться в другом городе». «Почему?» «Она ничего такого не говорила, она бы сказала мне». Снова этот взгляд.

«К нам твоя мать приходила, сказала, что ты за Любу учёбу забросил, стал выпивать». «Да не правда это!» – возмутился он. «Сказала, что ты с плохой компанией связался, чтобы Люда на тебя внимание обратила.

Я за дочь боюсь, ещё не хватало ей связаться со всяким хулиганьём, так что забудь про неё и сюда не ходи». «Да наврали вам, а вы поверили!» – начал было он, но дверь уже захлопнулась. Сергей сел прямо на ступеньки и обхватил голову руками.

Выходит, мать прочитала его дневник, а потом напридумывал и неболит, чтобы отводить девчонку. На душе было отвратительно грязно, будто помоями облили и даже не потрудились извиниться. «Ну и куда мне теперь идти?» – подумал он устало.

Раньше бы пошёл домой, а теперь, отчётливо понял, дома у него нет. Дом – это место, где доверяют друг другу, а не плетут за спиной грязные интриги. Но трагедия состояла в том, что больше-то ему и податься было некуда.

Мать, услышав, как засгрежитал ключ в замке, вышла в коридор. Мгновенно прочитала ситуацию по расстроенному лицу сына и едва сдержала улыбку. «А я пирожков испекла», – сказала она.

«С картошкой, с мясом. Твои любимые». «Спасибо», – буркнул Сергей.

«Я не хочу есть». «Понятно», – протянула мать и уперла руки в бока. «Бунт, значит?» Он спокойно разулся, повесил в шкаф свою куртку и лишь потом посмотрел на неё.

«Зачем, мам?» – спросил он тихо, но голос опасно звенел от сдерживаемого гнева. «Что зачем? Не понимаю, о чём ты. Почему ты рылась в моих вещах? Зачем наврала Людкиной маме? Она её отправила куда-то в другой город, и я больше её не увижу».

Лицо матери было непроницаемым. «Я не имею к этому ни малейшего отношения», – сказала она. «И я не знаю, о чём ты говоришь.

Мой руки садись за стол». «Зачем ты отпираешься, мама?» – спросил он устало. «Это же глупо.

Мне всё сказали». «Я уже тебе ответила чётко и понятно. Я тут совершенно ни при чём».

«Понятно», – ответил он. «Ты ни при чём, я ни при чём. И вообще, всё это мне приснилось.

Я понял». Сергей ушёл к себе в комнату и долго сидел на кровати с отстранённым удивлением, разглядывая узор на обоях. «Как странно.

Вчера ещё?» «Да нет, не вчера, а ещё сегодня утром. Он был уверен, что это, вот это, всё, что его окружало – стены, столы, клятый обойный узор – это и есть его дом. Оказалось, враньё.

Не дома клетка, в которой его хотят удержать обману. И это было ужасно». Утешало только одно.

До выпускных экзаменов оставалось только три недели. А потом… «Он уедет из этого места. Надо только немного подождать».

Сергей хорошо помнил, как сел в вагон, оставив на перроне компанию школьных друзей. Мать не пришла на вокзал. Анна, узнав о решении сына, демонстративно хваталась за сердце, за тонометр, ударилась слёзы, а когда ничего не подействовало, перешла к уговорам.

Уговоры тоже не помогли. Мать принялась кричать и обвинять Сергея в неблагодарности. И кто знает, сколько бы ещё это продолжалось, не вмешаясь отец.

«Не надо, Надя», – сказал он, – «ты сама всё испортила, а он пусть едет». «Из родного дома?» «Да, иначе ты заешь его жизнь». Он смотрел на сына, и в глазах его было понимание и сочувствие.

«Спасибо, папа», – сказал Сергей благодарно. Вместо ответа отец потрепал его по голове. И в тот момент, когда пояс тронулся с места, Сергей с облегчением вздохнул, вырвался.

Теперь он наконец-то был свободен, чтобы начать свою собственную жизнь. Сколько раз он навещал родителей? Пожалуй, не чаще раза в год, да и то даже ночевать никогда не оставался. Мать, конечно, на это обижалась, а вот отец – никогда.

Однажды, в самый первый приезд он попросил помочь ему навести чистоту в гараже. Сергей охотно согласился, но, войдя в гараж вслед за отцом, обнаружил идеальный порядок. «И где же обещанный бардак?» – весело спросил он.

Вместо ответа папа достал из-под сидения машины несколько белых конвертов. «От Люды», – сказал он, протягивая письма сыну. «Она описала тебя, как видишь».

«А почему?» – растерялся Сергей. «Ты сразу мне их не отдал!» Отец смущенно потупился. На щеках у него проступила краска.

Мать перехватывала. Признался он неохотно. «А я их, ну…» – украл у нее короче.

«Не сердись на нее, сынок. Мама твоя странная женщина, но, уверен, она это не со зла. Просто ей казалось, что так будет лучше для тебя».

«Но ты с этим не согласен», – жестко сказал Сергей. «Иначе не отдал бы мне письма». Отец обеими руками взъерошил волосы на затылке.

Он всегда так делал, когда знал, что предстоит сложный разговор. «Ты уже взрослый», – сказал он наконец. «Но все равно.

Мне трудно говорить об этом. Мы с твоей мамой… Наверное, мы поторопились со свадьбой. Не потому, что кто-то из нас плох или хорош, а просто мы с ней очень разные люди.

И, может быть, теперь, когда ты вырос, мы сможем дать друг другу свободу и в итоге стать счастливыми». «Ты хочешь уйти от мамы?» – спросил Сергей. Я снова смущен на опущенный взгляд и паузы.

А потом отец вдруг решился. Глядя прямо в глаза, честно он произнес то, в чем стыдился признаться даже самому себе. «Да, Серега, хочу уйти от нее.

Осуждаешь?» Его сын умел ценить откровенность. «Нет, пап, это будет ваше решение, а я его приму. Вы ведь тоже взрослые».

Дома он, конечно, ничего не сказал матери о письмах. Но трясясь в вагоне, везущем его обратно к учебе, общежитию, новым друзьям, он читал письма Люды. Это было больно – читать их.

И Сергей, прячась от попутчиков, быстро смахивал мелкие злые слезы. В первом письме Люда рассказывала о случившемся. Писала, что у нее отобрали ее старый телефон со всеми записанными в нем номерами и вручили новый, в котором было только два номера – матери и тетки, которые ее отправили.

Тетка, по рассказу Люды, была женщиной суровой. Строго следила, чтобы племянница не смела гулять после школы. По возвращении ей выделялось два часа на приготовление уроков, а потом ждали хлопота по хозяйству.

Люда должна была заниматься уборкой, приготовлением ужина, а после отправляться на огород. Телефон девушки проверялся ежедневно. Тетка не гнушалась сумать нос и в личные вещи, и каждый вечер отчитывалась Людиной матери о том, как продвигается работа по перевоспитанию ее дочери.

Во втором письме Люда писала, что нашла способ увильнуть от теткиного вовездесущего контроля. Она спускалась в погреб за овощами и консервацией, потому что тетка не переносила сырости. Там у нее появлялось несколько минут, чтобы написать письмо.

Вот это она писала неделю. А если Сережа захочет ответить ей, то пусть пишет на адрес ее школьной подруги, она передаст. Третье письмо было совсем коротким.

Люда писала, что понимает, что он не хочет ей отвечать и больше не станет ему навязываться. В тот день, сойдя с поезда, он тут же купил билет на автобус. Он хотел увидеть ее, объясниться.

Сергей отправился по адресу той самой ее школьной подруги. «Попробую вытащить Люду и сразу же увезу ее с собой», — решил он. Дверь ему открыла рослая крупная девушка с черной косой.

«Ты Сережа?» — спросила она сразу. В ответ на его недоуменный взгляд она усмехнулась. «Людка твой портрет нарисовала, она же хорошо рисует, похоже получилось.

Ты можешь ее позвать?» — спросил он. Девушка нахмурилась и покачала головой. «Тетка ее замуж выдала, какого-то жениха подыскала, уехали они в деревню».

«В какую? В какую деревню? Как это выдали замуж? А она что, не могла отказаться?» «Значит не могла», — вздохнула подруга. «Тетка ее на чердаке заперла и била каждый день. Сказала или замуж, или здесь гниешь».

«Адрес говори», — резко сказал Сергей. «А я его не знаю. Они ночью ехали, никому ничего не сказав….

Поділитися: