Меню

Поки вона лежала в пологовому будинку, очікуючи на трійню, чоловік таємно розвівся з нею

Но мать не даст уйти, она будет наседать, пока девушка не будет делать уборку. Через боль, через жуткую тошноту и головокружение она всё-таки продолжала убирать, но потом… Ей стало так плохо, что пришлось вызвать скорую. Когда приехал врач, она лежала в полубессознательном состоянии, мучаясь от боли и от ощущения, что она вообще никому не нужна.

Слёзы текли по лицу, она понимала, что мать, которая тут же смылась, когда поняла, что запахла жареным, бросила её здесь на произвол судьбы. С самого её рождения мать постоянно повторяла, что она должна выйти замуж, что предназначение женщины в том, чтобы обслуживать мужа, рожать детей и забыть напрочь о собственной жизни. Вся жизнь женщины — это служение мужчине, ни больше, ни меньше.

Врач, который осматривал её, не первый раз был здесь, знал, какая обстоит ситуация. «Если хотите, я могу вас отвезти в кризисный центр», — сказал врач спокойным, заботливым тоном, когда поглядывал на дверь, чтобы понять, подслушивает его муж или нет. Но мужу было плевать.

Он с кем-то разговаривает по телефону на балконе. Молодая женщина его тепло поблагодарила, но, естественно, ни в какой кризисный центр она не поедет. Не было никакого смысла.

Они достанут её где угодно. Когда Тимур вновь вошёл в комнату, жена уже была в одиночестве. Она лежала, врач собирался в коридоре.

«У неё очень тяжёлая беременность. Неужели вы не можете отнестись к этому с пониманием? Вас никто не просит бегать за ней круглыми сутками. Но хотя бы какое-то понимание проявить можно?» Спросил врач, не понимая, как можно так относиться к беременной женщине, которая ещё и с такими осложнениями проходит этот тяжёлый путь.

«Да ладно вам, мать её сказала, что беременность не болезнь. Вообще перестала что-то по дому делать. А вы ещё её и защищаете.

У вас, наверное, жены нет, и дома бардак постоянный. И еда вечно из каких-нибудь фастфудов заказана, да?» Спросил Тимур с укором. «А я женился не для того, чтобы жена моя в кухарку и уборщицу превратилась».

Тимур фыркнул, но больше не стал возражать, потому что спорить с мужчинами ему было гораздо тяжелее, чем унижать собственную жену, которая уже даже морально не могла ему дать сдачи. Врач ушёл, Тимур закрыл за ним дверь. Он вошёл в спальню, где лежала жена, только отрицательно покачал головой.

«И опять ты лежишь, да? Как мне это надоело, вот ей-богу, уже всё достало. То, что ты лежишь вечно, и то, что у тебя какие-то проблемы постоянные, а я должен вокруг тебя скакать. А вот родишь, я тебе устрою сладкую жизнь, можешь мне поверить».

Екатерина с огромным трудом повернулась на другой бок, лежала и тихо плакала. Потому что если она заплачет чуть громче, вернётся Тимур, и вернётся опять скандал, который она не хотела терпеть, и который уже источил её до костей. Оставалось только терпеть, подождать, когда это всё закончится, когда она родит, и, может быть, через несколько лет, когда встанет снова на ноги, ей будет гораздо легче.

Она сможет собрать финансовую подушку, набраться храбрости и послать к чертям своего мужа, который пусть катится хоть на все четыре стороны. Прошло три дня, прежде чем ей стало хоть немного легче после того скандала. Очередная истерика мужа не прошла бесследно, ей пришлось покупать новые лекарства, чтобы удержать и сохранить беременность.

Чем дольше она вынашивала этих малышей, тем хуже ей становилось, и тем ярче она задумывалась над тем, что наверняка совершила огромную ошибку, согласившуюся стать матерью. Да ещё и от такого человека. Надо было вылезти в окно и уехать в больницу, выпить пару таблеток и всё, забыть, как страшный сон, собрать все его вещи, сменить замки и до того, как он вернётся домой, подать потом на развод.

У неё была бы совсем другая жизнь, не такая, как сейчас. Екатерина сидела на скамье, плакала, слёзы сами текли, она даже не всхлипывала. Тонкие ручейки стекались, создавая такое грозное выражение лица, что даже смотреть на неё было тяжело без слёз.

Катюха вдруг раздался знакомый голос, и тут она уже повернулась. Увидев своего начальника, Екатерина стала тереть слёзы ладонями, чтобы он не увидел, насколько сильно она расстроена. «Ой, здравствуйте!» — сказала она, даже сама не подумала о том, что, отправляясь на кратковременную прогулку с частыми передышками, дошла почти до своего офиса, где работала до того, как ушла в декрет.

«Не надо мне здесь извиняться. А ну, пойдём поедим, и всё мне расскажешь. Ужас какой! Сидит беременная и плачет.

Никто к тебе до этого не подошёл. Какой кошмар! Какие люди у нас становятся жестоки!» «Давай, пойдём, что-нибудь сладкого возьмём. Тебе полегче будет, я тебя потом домой отвезу», — сказал Леонид.

Она и сама не успела заметить, как он взял её под руку и увёл в машину. Она чувствовала себя такой ранимой рядом с ним, и при этом ей казалось, что он ничего не имеет плохого в её сторону. Как будто он просто захотел ей помочь.

Ведь она была хорошим работником и, возможно, когда-нибудь ещё вернётся на рабочий пост, если это вообще возможно-то с тремя детьми, которые родятся одновременно. Она не питала иллюзий, знала, что в детском саду адаптация может так и не пройти, и дети могут болеть каждый месяц. И, естественно, ни один работодатель не будет терпеть такое гигантское количество больничных.

«Так, давай, заказывай всё, что хочешь. Хочешь лобстеров, Тунас беременна, тебе всё можно», — сказал Леонид, заведя её в ресторан. Ей вдруг стало так неловко, она ведь не была в таких заведениях, а вдруг она будет как-то неправильно есть или что-то неправильно ей подадут, а она даже не заметит.

Так страшно стала опозориться, но он как будто бы увидел, как она смутилась. «Нам, пожалуйста, кабинку, или как это называется, когда сидят отдельно», — сказал он. Официантка тут же проводила их, помещение было скрытым, спокойным.

Никто их тут не увидит, по обе стороны закрывали тяжёлые тёмно-синие шторы. «Всё, главное, не переживай, отдыхай, сейчас с тобой поболтаем, давай как старые друзья. Ты же помнишь, как раньше всё было?» Она и правда помнила, но старалась не вспоминать то время, когда она была по-настоящему счастлива.

Они учились в одной школе, дружили, потом пути их разошлись, и через несколько лет, когда они уже совсем потеряли связь друг с другом, когда она пришла устраиваться на работу, то очень удивилась, увидев его в своих начальниках. Она бы даже продолжила с ним дружить, очень он ей нравился. Но муж закатил целую истерику, когда узнал, что она вместе с ним и с другими коллегами пошла в кафе, чтобы отметить день рождения начальника.

Она перестала с ним общаться, Леонид принял это спокойно. Екатерина рассказала всё как на духу. Она особо не вдавалась в подробности, но даже того, что она говорила, хватало, чтобы он понял, в каком жутком положении она находится.

Она была абсолютно не защищена от своей нарцистической матери, от мужа-тирана, который буквально силой заставил её забеременеть, и от всех тех бед, которые произошли у неё в жизни. «Ладно, давай, не расстраивайся, мы с тобой что-нибудь придумаем. Не переживай, если что, у тебя есть мой номер.

Звони в любое время. Я сейчас не шучу и не говорю для красивого словца. Правда, можешь звонить в любое время.

А мужа твоего я не боюсь. Обычные такие доморощенные тираны только на свои жен смеют рот открывать. Против мужиков они не выступают, потому что мужик может и в бубен дать», — сказал Леонид.

Она посмотрела на него с такой заботой в глазах, что ей даже самой стало неловко от этого. Почему какой-то чужой мужчина заботился о ней, а родной муж, который вообще-то хотел этих детей, делал вид, как будто бы её не существует? Она заказала себе суп, выбрала десерт. От того, что у неё улучшилось настроение, наконец-то появился аппетит.

Впервые за долгое время ей захотелось прям плотно покушать. Хотя она в последнее время только и делала, что теряла вес, а врачи обеспокоенно наблюдали за её состоянием, но старались её поддерживать, особо не наседая. «Что говорит врач по поводу малышей?», — спросила.

«Говорит, что слишком маленький шанс, что с ними всё будет в порядке». «Я знаю, тяжело об этом говорить, да я и сама стараюсь смириться, что вполне может быть, что я не смогу родить ни одного. А может, я не смогу вообще родить всех или не выживу сама.

Моё тело было не приспособлено к трём малышам, как оказалось, и теперь они с огромным трудом поддерживают их жизнь. Один эмбрион в очень слабом состоянии, уже можно сказать, что шанс того, что он родится живым, слишком мал». Помимо того, что ей было тяжело физически, эта беременность давалась тяжело ещё и морально.

Что скажет мать, когда она родит мёртвых малышей? Что она опять сбракованная? Что ещё можно было ожидать от женщины, которая издевается над собственной дочерью? «Я знаю, это звучит ужасно, но я стараюсь с этим смириться. В жизни бывают страшные ситуации, и уж с беременными эти ситуации происходят гораздо чаще, чем может показаться. Я уже решила, что буду делать, если не смогу родить малышей, или если я не смогу забрать ни одного из них.

Ты хочешь мне рассказать? Я ни в коем случае не стану тебя осуждать, я даже представить боюсь, что ты сейчас переживаешь. Думаю, что я не буду забирать их из роддома. Пусть больница займётся тем, чтобы их устроить.

Моё сердце разорвётся, если я буду стоять возле крошечных гробиков, не знаю, как себе ещё оправдать. Если так получится, что я смогу здоровыми и живыми родить всех, ну что ж, значит, такое испытание, значит, буду стараться, ибо выбора другого у меня уже не будет». Леонид вдруг положил свою ладонь ей на руку, и она получила от него такую мощную поддержку, какой никогда не было.

«Ты сейчас со мной не спорь, хорошо? Мы с тобой были хорошими друзьями. Пусть наши пути с тобой потом разошлись. Не хочу нашу дружбу забрасывать, поняла меня? Мы сейчас с тобой поедем, и я куплю тебе все лекарства, которые тебе нужны…

Поділитися: